Константинополь и венецианская торговля в первой половине XV в. по данным книги счетов Джакомо Бадоера: (Деловые круги Константинополя)

«Спецификой четырех основных групп торговцев является: а) для греков — ограниченность района действий, преимущественная связь с розничной торговлей; б) для евреев — коммерческие связи с окрестностями Константинополя и с Востоком, ростовщичество; в) для прочих левантийских купцов — связь с районами своего постоянного обитания, наезды в Константинополь; г) для западного купечества, в особенности генуэзцев и венецианцев — широкие международные связи; они оттесняли греков как поставщики тканей и основные экспортеры восточных товаров, текстильного и кожевенного сырья, воска; прочно связаны с Северным Причерноморьем, Малой Азией; Константинополь для них — база торговой деятельности во всем Средиземноморском бассейне» [61]. «Именно недорогие цены на итальянские сукна (по нашим вычислениям, лишь на 10–20% выше, чем в Венеции) позволяли венецианцам и генуэзцам овладеть константинопольским рынком, подчинить византийскую торговлю и ремесло. Иначе говоря, мирные деловые отношения с греками базировались на подчинении международной торговли в Константинополе итальянскому купечеству. Многие венецианцы, генуэзцы и другие западные купцы прочно оседали в Константинополе и Пере на долгие годы (например, Альдровандин ди Джусти или Франческо ди Драпиери), происходило даже их огречение: Бадоер упоминает купца Калояни Веньера: его знатная венецианская фамилия сочетается с именем, типичным для грека… Очевидно, столь развитое прежде текстильное производство на экспорт в XV в. в Константинополе было подавлено широким ввозом итальянских сукон, шелковых тканей, вуалей. Лишь отрасли, не конкурировавшие с ввозимыми с Запада товарами (например, бочарное ремесло), не встречали препятствий и работали даже на экспорт. Итак, Константинополь XV в., сохраняя свое торговое значение, утратил функции центра экспортного ремесла. Решающую роль в нем играли итальянские торговцы. Историческая роль их левантийской торговли была пагубной для судеб Византии: она способствовала упадку поздневизантийского города, что стало одной из важных причин ее падения» [62].